Прочитала Дом в котором. Теперь хочу на игру по нему
Но только это все не оставляет мне надежды, что все будет хорошо. Хотя бы в каком-то из миров. Просто потому, что для некоторых вход в другие просто закрыт.
ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком в пятницу народу всегда битком и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком у нее в руке босоножка со сломанным каблуком он хохочет так, что едва не давится кадыком
черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье, как старухи передают ему миски с фруктами для нее и какое таксисты бессовестное жулье и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье, деревянное от крахмала как немного им нужно, счастье мое как мало
расскажи мне о том, как постигший важное – одинок как у загорелых улыбки белые, как чеснок, и про то, как первая сигарета сбивает с ног, если ее выкурить натощак говори со мной о простых вещах как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве, как в заиндевевшем стекле автобуса, протереть его рукавом, говоря о мертвом как о живом
как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки как они подпевают радио, стоя в пробке как несут хоронить кота в обувной коробке как холодную куклу, в тряпке как на юге у них звонит, а они не снимают трубки, чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»; как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами слишком чудесные и простые, чтоб оказаться нами
расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать и читает «терезу батисту, уставшую воевать» и закатывает глаза, чтоб не зареветь и как люди любят себя по-всякому убивать, чтобы не мертветь расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше, чтобы нравиться билетёрше, вахтёрше, папиной секретарше, но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням, он снимает их, становясь почти семнадцатилетним
расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая как одна смс делается эпиграфом долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими почему мы всегда чудовищно переигрываем, когда нужно казаться всем остальным счастливыми, разлюбившими почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы, кроме самых насущных тем почему никакая боль все равно не оправдывается тем, как мы точно о ней когда-нибудь написали расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы все эти актрисы метрессы праздные мудотрясы жаловаться на стрессы, решать вопросы, наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса почему мы куски бессонного злого мяса или лучше о тех, у мыса вот они сидят у самого моря в обнимку, ладони у них в песке, и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас даже пахнут они – гвоздика или анис – совершенно не нами значительно лучше нас (c) Верочка
На будущее. Вот книга жизни - смотри скорее, работа, школа и детский сад. В четыре варежки руки греют, а в шесть - подпалины в волосах. В двенадцать снова принёс четверку, в пятнадцать гром за окном гремит, в семнадцать хоббиты, эльфы, орки, бежать, срываться, стучать дверьми. На той странице - мотало, било, бросало на остриё меча... На этой - сохнут еще чернила. В ней нету "было", в ней есть "сейчас". На этой - сонный июньский город, нырять, дрожать в ледяной воде, кататься в парке, мотаться в горы, быть всюду, вместе...
...и быть нигде. Когда не пахнут степные травы, не греют мысли и блеск лучей, когда внутри - остывает, травит, когда ты словно другой, ничей, и тускло светят в дворах и кухнях все те, кто может еще светить, когда ты знаешь - всё скоро рухнет, исчезнут в дыме твои пути, когда всё счастье ушло куда-то, кусками рушится личный мир...
...Вломи себе по башке лопатой. И от меня кочергой вломи.
Дай в лоб с размаху, сойди с уступа, не клейся, словно дешёвый рис. Бывает пусто - но стисни зубы, не трусь, одумайся, соберись. Проснись с рассветом, смотри - в пожаре рисует солнце свои черты.
Мир очень старый и мудрый парень. Он видел кучу таких, как ты.
Не нужно мерить судьбу шагами, и ждать удачи ли, власти ли. Для тех, кто сдался - мир словно камень. Для тех, кто верит - он пластилин. Не прячься серой угрюмой тенью, не шли надежды в металлолом. Твое упрямое Восхожденье стоит и ждет за любым углом. Ты можешь ждать, сомневаться, греться, бояться, волосы теребя. Но как-то раз в беспокойном сердце проснётся кто-то сильней тебя. Потащит, грубо стащив с порога, скрутив реальность в бараний рог. Смиренным нынче - одна дорога. Таким как ты - миллион дорог.
Вот книга жизни - мелькают строчки, не видно, сколько еще страниц. Одно я знаю, пожалуй, точно - глупей нет дела: трястись за дни. Ужасно глупо - всё ждать чего-то, гадать, бояться, не спать, не жить...
...Нырять в хрусталь, в ледяную воду, где камни острые, как ножи. Бежать в автобус, занять оконце, жевать сосиски и хлеб ржаной, смотреть, как вдруг на закате солнце тебя окрасило рыжиной, гулять по Спасу, писать баллады, тихонько нежность вдыхать в слова, ловить затылком людские взгляды, и улыбаться, и танцевать. Срываться в полночь, пить хмель и солод, влюбляться чертову сотню раз...
А мир смеётся, он пьян и молод. Какое дело ему до нас.
Оригинал взят у izubr" в осенние яблоки 1. Мой единственный брат, у меня проблемы, Я неплохо ем и смотрюсь не бледно, Просто где-то внутри у меня болело, А теперь чудовищно не болит. Я хожу по тропинкам большого сада, Я пою под нос, я смеюсь надсадно. Мой единственный друг, у меня засада, И меня не спасти без твоих молитв.
Этот город подходит мне, как перчатка,Этот город подходит мне, как перчатка, Я умею ступать по его брусчаткам, Я шагаю четко, я молодчага, Я его шестереночный точный ритм. Я знаток всех старушек, всех побирушек, Но любую последовательность рушит Этот пасмурный день у меня снаружи Этот странный закон у меня внутри.
Он родной - от мечетей и до костелов, Я могу гулять до густых потемок, Он порой называет меня "котенок", Он бросает мне крошки, как воробью, Он меня привечает средь разных прочих, И горячим днем и холодной ночью, Треплет челку, ласкает меня: "Щеночек, не ходи далеко, а не то убьют".
Мой закон внутри - он не гаснет, тлеет. Может быть, я бы стала тебе милее, Если б нынче не шла по сырой аллее По колено в мерцающем серебре. Шестеренка, сестренка. Грядет ноябрь. Засыпают наяды. Ты знаешь, я бы С ним осталась. Мой брат, повелитель яблок, Что с тобою станется в ноябре?
2. Под ногами трава шелестит бумагой, Может, боги хотели мне дать ума, да Перепутали имя. Шумит громада Городского леса в скупых огнях. Я могла бы быть хороша собою, Пить вино и вскидывать бровь соболью. Мой закон запрещает мне звать любовью Не того, кого я хочу обнять.
Обладатель улыбки и теплых рук, ты Был на стреме. Мы воровали фрукты, Я свистела мотивчик червоной руты, Корни яблонь сплетались в лаокоон. И не то чтоб нуждались в нехитрой снеди, И не то, чтоб хотелось украсть, посметь, но Если нужен шанс убежать от смерти, То, пожалуй, яблоки - это он.
Золотые яблони королевства Шелестят листвой. Мне, пожалуй, лестно Быть своей в этом городе страшных лестниц, Крупных улиц и маленького метро. Мой любимый брат на планетном шаре, Мой закон, увы, мне всегда мешает, Ни один параграф не разрешает Называться любимой твоей сестрой.
Лучше б вовсе не были мы знакомы. Барабанит дождь ледяной подковой По угрюмым строениям поселковым И по гордым зданиям городским. По портовым постройкам, подъемным кранам Рассыпает сотни мельчайших гранул. Не крестился мужик - значит, гром не грянул, Из семян не вылупились ростки.
Повелитель яблок, ты пахнешь сидром, Ты жесток к свободным и ласков к сирым, Пред последним бессмертным своим кассиром Извинишься и скажешь: "Приду к восьми". Не давясь слезой, не давя на жалость, Ты уходишь, закат за тобой пожаром. Даже смерть говорит: "Подожду, пожалуй". И смущенно просит: "С собой возьми"?
Подворотен ветер тяжел, отвратен, Подожди меня, мой любимый, братик, Пусть мой долг тебе уже троекратен, Пусть ты зол, ироничен, игрок, позёр. Я опять наступаю на те же грабли, Невесомо в небе висит кораблик, Мой единственный брат - повелитель яблок, Почему мне все время так не везёт?
3. Я взрослею, я не прошу остаться, Да и ты не молод. Почти что старцы, Мы спускаемся вниз, в суматоху станций, И расходимся, скуку неся наверх. Но когда ты уйдешь от моих литаний, От моих полночных к тебе летаний, Пусть приснится тебе дождем налитая Золотая яблоня в синеве.
Мой закон разрешает мне что попало, Например, бродить по листве по палой, Разрешает с кем-то казаться парой Только понарошку, не навсегда. Разрешает стать наконец-то взрослой, Разрешает с сердца сдирать коросту, Мой закон формулируется просто: Будь всегда шестеренкой города.
Боги дали мне все, только вот ума, жаль, Не досталось. В траве суета бумажек. Смерть наметит четко - и вновь промажет, Попадая в яблоко-оберег. Не жалейте меня, за него молитесь Задрожат миражи станционных литер, Мой любимый, мой яблочный повелитель, Что с тобою станется в ноябре?
В моей жизни так сложилось,что меня никогда не баловали подарками и вниманием(старшая сестра, мама на работе, отчим в командировках), поэтому любая мелочь становится для меня важной. Не потому, что подарок и хорошие слова, а потому - что проявленное внимание и подтверждение, что ты вообще для них существуешь. Потому что какая-нибудь открытка, привезенная из поездки означает, что в поездке о тебе помнили. Сказанные слова "ааа, оми-чи, наконец-то! что ж ты все шляешься по своей москве, а мы тебя тут совсем не видим" или "приезжай уже наконец, совсем нас забыла" - это хорошо и правильно. И я еду к ним с радостным сердцем, ибо знаю,что меня там будут рады видеть, немедлено заобнимают, напоят чаем, спросят как дела, и обязательно расскажут всякого. Когда мне этого не говорят, я абсолютно уверена что меня там не ждут и видеть не хотят. Для тех, кто мне важен, говорит мне правильные вещи, да и вообще для хороших друзей, мне ничего не стоит разбиться в лепешку, объехать за день все магазины ради одного скетчбука, встать в пять утра чтобы встретить на вокзале, послужить жилеткой, когда кровь из носу надо заниматься делами. Я отдам для них все - и точно уверена, что если мне будет очень надо, они сделают все, что в их силах. Такой друг у меня один - похожих, менее ярко выраженных отношений с людьми у меня больше. И этих людей я действительно ценю - всех.
остальное - фигня, и не заслуживает уважения. Важны поступки и слова идущие от сердца(даже если это преувеличение).
Никогда не надо переставать говорить хорошие слова другим, даже если это просто момент - просто вот можно взять и ляпнуть "блин, так клево!" или "ты хороший!".
это всегда - очень важно, вам этого не забудут.
Всегда стараюсь вести себя так - со многими, потому что почти в каждом человеке - маленький недооцененный ребенок.
И если мне не отвечают тем же, то начинаю ощущать, что отдаю, ничего не получая взамен - и просто не хочу общаться с законченными эгоистами, жадинами и закомплексованными,закостеневшими разумом взрослыми.
тотально и категорично обладательница трех платьев разной степени девочковости и каблучных босоножек. феньки и босоноги подходят ко всем трем, но в зависимости от платья стиль либо взросло-женственный(черно-зеленый), либо спортивно-пафосный черносеребряный, либо наивно-девочковый черно-белый.
Малдеру снился сегодня допрос пришельца. Пришелец погано хихикал и корчил рожицы. Малдер думал во сне - мама ждет, что однажды он женится на рыжей красотке, и на этом сезон закончится. Вот она, истина, ближе уже никак - Ей идет пистолет, и не очень идет пиджак. Малдер думает, надо с ней что-то решать. Поговорить по душам.
Сценарист постеснялся добавить интимных сцен, но даже если б добавил, их вырезал бдительный цензор. Каждая истина, думает Малдер, имеет цену, Цезарю - цезарево.
Истина кроется вовсе не в шифрах спецслужб, не в маркированных грифом "секретно" папках. Истина в той, которой ты все-таки нужен - такой вот нескладный, растрепанный психопат. В той, что носит с собою пластырь для твоих ссадин, в той, что могла тебя бросить - но не бросает, в той, что тебя прикрывает всегда сзади - в девушке с рыжими волосами.
Он просыпается ночью в больнице штата. В полумраке палаты приборы мерцают экранами. Размышляет, когда он начнет побеждать то? И приходит к печальному выводу - все же пока рано.
Еще пара сезонов - уже заключен контракт. Сценаристы спешат, пишут реплики от бедра. Малдер думает, лишь бы поменьше банальных драк и побольше ужасов.
Скалли спит в узком кресле напротив его койки, ее сон - некрепкий, тревожный и беспокойный. Он слышит ее дыхание, всхлипы, стоны. Внимательно слушает.
Я уверен, что каждый человек талантлив. Просто одним повезло меньше и они выросли на не благодатной почве, загубив свое сокровище. Где-то глубоко-глубоко, если хорошенько покопаться, его еще можно отыскать. Это крохотное семечко, чтобы взрастить с любовью прекрасное дерево...
нарисуй меня в этом городе светом по темноте нарисуй там бухту и горы фонари причалы заборы может мне и найдется где между домов разноцветных где-нибудь карабкающихся улиц потеснив ступени и стены проступить из лиловой тени и побыть пока все не проснулись
нарисуй меня срочно пусть неточно пусть непохоже нестерпимо без кожи в обрамлении улиц и комнат дай мне хотя бы контур обозначь мои очертанья вместилище тайной моей любви невозможной хочу чтоб под кожей
чтобы плоть содержала полость из которой выдохнуть голос разбивая молчанье как в начале
закричать и родиться закричать и обратно если можно продлиться умножаясь стократно то это - вот оно наскоро смётано да скроено ладно
вот и держится век за веком и раз за разом быть человеком быть живым - это так заразно
передавая друг другу перенося из местности в местность нашу радость и муку нашу веру и честность
нарисуй меня снова я не стану молчать даю тебе честное слово рисуй сейчас .